***
Все уже решено, ни к чему им теперь номера,
Лишь один понимает, что рвется душа к пустоте,
Что последним автобусом ночь, провожая, лгала
О присутствии радости в будущем солнечном дне.
Не пройдет трех часов – остановка с фонарным столбом,
Одиноко горящим на случай нелепых проблем.
Слишком ранний конец – их ноябрь не встретил дождем,
И огонь не успел разгореться, потухнув совсем.
А другой обнаружит к забвенью недлительный путь.
Наказание, казалось бы? Нет, вдохновения дитя.
Не откроется то, что на круги своя не вернуть
Ни минуту, ни час, ни недели и годы спустя.
Попрощались и музы, вонзая шипы в кожу рук,
Чьи дороги отныне надолго закрыты к сердцам.
Лишь бы «долго» для них оказалось не «вечностью» вдруг –
Половину к себе не пришить по изорванным швам.
Десять лет один месяц пять дней и семнадцать минут –
Так легко рассчитать, сколько силы осталось внутри.
Только ночи о запертом прошлом по-прежнему лгут,
Ну а жизнь остается игрой в разрушение мечты.
Все уже решено, ни к чему им теперь номера,
Лишь один понимает, что рвется душа к пустоте,
Что последним автобусом ночь, провожая, лгала
О присутствии радости в будущем солнечном дне.
Не пройдет трех часов – остановка с фонарным столбом,
Одиноко горящим на случай нелепых проблем.
Слишком ранний конец – их ноябрь не встретил дождем,
И огонь не успел разгореться, потухнув совсем.
А другой обнаружит к забвенью недлительный путь.
Наказание, казалось бы? Нет, вдохновения дитя.
Не откроется то, что на круги своя не вернуть
Ни минуту, ни час, ни недели и годы спустя.
Попрощались и музы, вонзая шипы в кожу рук,
Чьи дороги отныне надолго закрыты к сердцам.
Лишь бы «долго» для них оказалось не «вечностью» вдруг –
Половину к себе не пришить по изорванным швам.
Десять лет один месяц пять дней и семнадцать минут –
Так легко рассчитать, сколько силы осталось внутри.
Только ночи о запертом прошлом по-прежнему лгут,
Ну а жизнь остается игрой в разрушение мечты.